Не давай мне ничего на память:
Знаю я, как память коротка.

Есть в близости людей заветная черта,
Её не перейти влюбленности и страсти...

Все, кого ты вправду любила,
Живыми останутся для тебя.

А та, кого мы музыкой зовем
За неименьем лучшего названья,
Спасет ли нас?

Любовь покоряет обманно
Напевом простым, неискусным.

Любовь всех раньше станет смертным прахом,
Смирится гордость и умолкнет лесть.
Отчаянье, приправленное страхом,
Почти что невозможно перенесть.

Сильней всего на свете
Лучи спокойных глаз.

Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор. К смерти все готово.
Всего прочнее на земле — печаль,
И долговечней — царственное слово.

О, есть неповторимые слова,
Кто их сказал — истратил слишком много.

Тот счастлив, кто прошел среди мучений,
Среди тревог и страсти жизни шумной,
Подобно розе, что цветет бездумно,
И легче по водам бегущей тени.

Смерти нет — это всем известно,
Повторять это стало пресно,
А что есть — пусть расскажут мне.

Что войны, что чума? — конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?

Не пытайся для себя хранить
Тебе дарованное небесами:
Осуждены — и это знаем сами —
Мы расточать, а не копить.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда...
Как одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.

Жить — так на воле,
Умирать — так дома.

Наше священное ремесло
Существует тысячи лет...
С ним и без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.

Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха.

Могла ли Биче, словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, Боже, как их замолчать заставить!